Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то, по мере упражнения в оном, врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле; душа приобрела навык... постепенно и нечувствительно, через упражнение в искусстве. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и нельзя выразить это словом.
Поистине нет ничего крепче смиренномудрия, ничто не побеждает его. Если со смиренным случится что-либо скорбное, он тотчас обращается к себе, тотчас осуждает себя, считая себя достойным этого, и не станет никого укорять, не будет возлагать вину на другого и таким образом перенесет случившееся без смущения, без скорби, с совершенным спокойствием, а потому он и сам не гневается и никого не прогневляет.
Почему... телесные труды приводят к смирению? Какое отношение имеют телесные труды к расположению души?.. Так как душа, по преступлении заповеди, предалась... прелести сластолюбия и самозакония и возлюбила телесное и некоторым образом стала как бы нечто единое с телом и вся сделалась плотию, как сказано: не имать пребывати дух мой в человецех сих... зане суть плоть (ср.: Быт. 6, 3), и бедная душа как бы состраждет телу и сочувствует во всем, что делается с телом; посему-то... и телесный труд приводит душу в смирение. Ибо иное расположение души у человека здорового и иное у больного; иное у алчущего и иное у насытившегося. Также... иное расположение души у человека, едущего на коне, иное у сидящего на престоле и иное у сидящего на земле, иное у носящего красивую одежду и иное у носящего худую. Итак, труд смиряет тело; а когда тело смиряется, то вместе с ним смиряется и душа.
Есть два смирения. Первое смирение состоит в том, чтобы считать брата своего разумнее себя и во всем превосходнее, одним словом, считать себя ниже всех. Второе же смирение состоит в том, чтобы приписывать Богу свои подвиги, это совершенное смирение святых. Оно явственно рождается в душе от исполнения заповедей. Так ветви, когда на них много плодов, плодами же склоняются вниз, а ветвь, на которой нет плодов, поднимается вверх и растет прямо. Есть некоторые деревья, которые не дают плода, пока их ветки растут вверх, если же подвесить камень к ветке и нагнуть ее, тогда она даст плод. Так и душа: когда смиряется, приносит плод, и чем более приносит плода, тем более смиряется. Так и святые: чем более приближаются к Богу, тем более грешными себя видят.
Один святой старец, которому во время болезни брат наливал вместо меда очень вредное для него льняное масло, ничего не говорил брату, ел молча и в первый, и во второй раз. Он нисколько не укорил служившего ему брата, не сказал, что тот небрежен, никаким словом не опечалил его. Когда же брат узнал, что он перепутал масло с медом, то начал скорбеть: «Я убил тебя, авва, и ты возложил этот грех на меня тем, что промолчал». На это старец с великой кротостью ответил: «Не скорби, чадо, если бы Богу было угодно, чтобы я ел мед, ты налил бы мне меду».
Преподобный Иоанн Лествичник пишет, что когда отцы рассуждали о том, что такое смирение, вышло следующее: "Тогда один сказал, что смирение есть всегдашнее забвение своих исправлений. Другой сказал: смирение состоит в том, чтобы считать себя последнейшим и грешнейшим всех. Иной говорил, что смирение есть сознание умом своей немощи и бессилия. Иной говорил, что признак смирения состоит в том, чтобы в случае оскорбления предварять ближнего примирением и разрушать оным пребывающую вражду. Иной говорил, что смирение есть познание благодати и милосердия Божия. Другой же говорил, что смирение есть чувство сокрушенной души и отречение от своей воли.
Все это выслушав и с великою точностью и вниманием рассмотрев и сообразив, не мог я слухом познать блаженное чувство смирения, и потому, будучи последним из всех как пес, собрав крупицы, падавшие со стола мудрых и блаженных мужей, т.е. слова их уст, определяя добродетель оную, говорю так: смиренномудрие есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, кто познали ее собственным опытом, оно есть несказанное богатство, Божие именование, ибо Господь говорит: научитеся не от Ангела, не от человека, не от книги, но от Меня, т. е. от Моего в вас вселения и осияния и действия, яко кроток есмь и смирен сердцем и помыслами, и образом мыслей, и обрящете покой душам вашим от браней, и облегчение от искусительных помыслов (Матф. 11, 29)" (Леств.25:3-4).
Священное Писание о добродетели
"Ибо так говорит Высокий и Превознесенный, вечно Живущий, – Святый имя Его: Я живу на высоте небес и во святилище, и также с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных" (Ис 57:15).
"Также и младшие, повинуйтесь пастырям, все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (1 Пет 5:5).
"Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет" (Пс 33:18).
"Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим" (Мф 11:29).
"Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной" (Фил.2:6-8).
Важность смирения
Наверное, лучше всего о важности смирения сказал авва Дорофей: "Некто из старцев сказал: "Прежде всего нужно нам смирение". Почему он не сказал о другой какой добродетели? Старец показывает нам сим, что ни страх Божий, ни милостыня, ни вера, ни воздержание, ни другая какая-либо добродетель не может быть совершена без смиренномудрия.
Вот почему говорит он: "Прежде всего нужно нам смиренномудрие, – чтобы быть готовыми на каждое слово, которое слышим, сказать: прости, ибо смиренномудрием сокрушаются все стрелы врага и противника". Вот видите, братия, как велика сила смиренномудрия, видите, какое имеет действие слово: прости.
Смиренномудрием же сокрушаются и все стрелы врага и противника. Все святые шествовали сим путем его и трудом. Виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя, – взывает Давид и еще: Смирихся, и спасе мя Господь (Пс. 24, 18; 114, 5).
Тот же старец сказал: "Смирение ни на кого не гневается и никого не прогневляет. Смирение привлекает на душу благодать Божью. Благодать же Божия пришедши, избавляет душу от сих двух тяжких страстей. Ибо что может быть более тяжким, как гневаться на ближнего и прогневлять его? Оно избавляет душу и от всякой страсти, и от всякого искушения".
Когда святой Антоний увидел распростертыми все сети диавола и, вздохнув, вопросил Бога: "Кто же избегает их?" – то Бог ответил ему: "Смирение избегает их", и, что еще более удивительно, присовокупил: "Они даже не прикасаются ему". Поистине, нет ничего крепче смиренномудрия, ничто не побеждает его. Если со смиренным случится что скорбное, он тотчас себя осуждает, что достоин того, – и не станет укорять никого, не будет на другого возлагать вину. Таким образом, переносит он случившееся без смущения, без скорби, с совершенным спокойствием, а потому и не гневается ни на кого и никого не прогневляет. Смирения два. Первое состоит в том, чтобы почитать брата своего разумнее и по всему превосходнее себя или почитать себя ниже всех. Второе же – чтобы свои подвиги приписывать Богу. И это есть совершенное смирение святости. Совершенное смирение рождается от исполнения заповедей. Святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными. Так, Авраам, когда увидел Господа, назвал себя землею и пеплом (Быт, 18. 27), Исаия, увидев Бога превознесенного, воззвал: "Окаянный и нечистый есмь аз" (Ис. 6, 5).
Когда авва Агафон приближался к кончине и братия сказали ему: "И ты ли боишься, отче?" – то он ответил: "Сколько могу, я понуждал себя сохранять заповеди, но я человек и почему могу знать, угодно ли Богу дело мое? Ибо иной суд Божий, и иной – человеческий". Старец, быв спрошен: "Что главного из найденного тобою на пути сем, отче?" – ответил: "То, чтобы во всем укорять себя". Так и авва Пимен сказал со стенанием: "Все добродетели вошли в дом сей, но без одной добродетели трудно устоять человеку". – "Какая же это добродетель?", – спросили его. Он ответил: "Та, чтобы человек укорял себя". И святой Антоний сказал: "Велико делание – возлагать пред лицо Бога согрешения свои на себя и до последнего издыхания ожидать искушения". И везде находим, что отцы наши обретали покой оттого, что, возложив на Бога все, даже и самое малое, они всегда соблюдали правило – себя во всем укорять.
Ибо в Отечнике написано: один брат спросил старца: "Что есть смирение?" Старец отвечал: "Смирение есть дело великое и Божественное, путём же к смирению служат телесные труды, совершаемые разумно, также, чтобы считать себя ниже всех и постоянно молиться Богу – это путь к смирению, самое же смирение Божественно и непостижимо"".
Пример ложного смирения
Схиигумен Савва приводит в своей книге следующий пример. Есть такой рассказ, как мнимо смиренный инок пожелал вериги носить. Без благословения духовного отца стал просить кузнеца отковать ему вериги. Кузнец отказался, но инок в другой раз пришел. Тогда кузнец спрашивает у наместника обители: "Что делать?"
– А ты испытай его, – сказал наместник, – ударь но щеке. Если он смолчит, исполни просьбу, а если возмутится, обличи его.
Приходит инок в третий раз со своей просьбой. Кузнец сделал вид, что разгневался на него и ударил но щеке. Оскорбленный инок ответил ему тем же... Тогда кузнец сказал:
– Прости меня, брат. Наместник так повелел испытать тебя.
Примеры истинного смирения
В "Отечнике" святителя Игнатия Брянчанинова описан такой случай: "Прибыв в скит, святой Арсений объяснил пресвитерам о своем намерении принять монашество. Они отвели его к старцу, исполненному Святого Духа, Иоанну Колову. Старец захотел подвергнуть Арсения испытанию. Когда они сели за трапезу, чтоб вкусить хлеба, старец не пригласил Арсения, но оставил его стоять. Он стоял, устремив глаза в землю и помышляя, что стоит в присутствии Бога перед Его Ангелами. Когда начали есть, старец взял сухарь и кинул Арсению. Арсений, увидя это, подумал о поступке старца так: "Старец, подобный Ангелу Божию, познал, что я подобен псу, даже хуже пса, и потому подал мне хлеб так, как подают псу. Съем же и я хлеб так, как едят его псы." После этого размышления Арсений встал на четвереньки, в этом положении подполз к сухарю, взял его ртом, отнес в угол и там съел. Старец, увидев его великое смирение, сказал пресвитерам: "Из него будет искусный инок." По прошествии непродолжительного времени Иоанн дал ему келью близ себя и научил его подвизаться о своем спасении".
Преподобный Иоанн Лествичник описывает в своей книге следующий случай, произошедший с подвижником Исидором: "Некоторый муж, по имени Исидор, из князей города Александрии, за несколько лет перед сим отрекшись от мира, удалился в сию обитель. Всепреподобный пастырь наш, приняв его, заметил, что он весьма коварен, суров, зол и горд, посему премудрейший этот отец покушается человеческим вымыслом преодолеть бесовское коварство и говорит Исидору: "Если ты истинно решился взять на себя иго Христово, то хочу, чтобы ты прежде всего обучался послушанию". Исидор отвечал ему: "Как железо кузнецу, предаю себя тебе, святейший отче, в повиновение". Тогда великий отец, утешенный этим уподоблением, немедленно назначает обучительный подвиг этому железному Исидору, и говорит: "Хочу, чтобы ты, истинный брат, стоял у ворот обители и всякому входящему и исходящему человеку кланялся до земли, говоря: помолись обо мне, отче, я одержим злым духом". Исидор так послушался своего отца, как Ангел Господа. Когда же провел семь лет в этом подвиге и пришел в глубочайшее смирение и умиление, тогда приснопамятный отец, после семилетнего законного искуса и беспримерного Исидорова терпения, пожелал его, как достойнейшего, причислить к братии и сподобить рукоположения. Но он много умолял пастыря, как через других, так и чрез меня, немощного, чтобы ему позволили там же и тем же образом оканчивать подвиг, не ясно намекая этими словами на то, что кончина его приближается, и что Господь призывает его к Себе, что и сбылось. Ибо когда учитель оный оставил его в том же состоянии, он, по прошествии десяти дней, чрез бесславие свое со славою отошел ко Господу, а в седьмой день после успения своего взял ко Господу и привратника обители. Блаженный говорил ему при жизни: "Если я получу дерзновение ко Господу, то ты вскоре и там не разлучен со мною будешь". Так и случилось, в достовернейшее доказательство непостыдного сего послушания и Богоподражательного смирения. Спросил я великого сего Исидора, когда он еще был в живых: "Какое, во время пребывания его у ворот, ум его имел делание?". Достопамятный сей, желая оказать мне пользу, не скрыл от меня этого. "Вначале, – говорил он, – я помышлял, что продал сам себя в рабство за грехи мои и потому со всякою горестию, самонасилием и кровавым понуждением делал поклоны. По прошествии же года сердце мое уже не ощущало скорби, ожидая от самого Господа награды за терпение. Когда минул еще один год, я уже в чувстве сердца стал считать себя недостойным и пребывания в обители, и видения отцов, и зрения на лица их, и причащения Святых Таин и поникши очами долу, а мыслию еще ниже, уже искренно просил входящих и исходящих помолиться обо мне" (Леств.4:23-24).
Приобретение добродетели
Преподобный Филофей Синайский: "Потребно нам великое смирение, если искреннее имеем попечение о хранении ума в Господе: во-первых, в отношении к Богу и, во-вторых, в отношении к людям. Всячески должны мы сокрушать свое сердце, изыскивая и в дело вводя все, могущее смирять его. Сокрушает же и смиряет сердце, как известно, о прежней нашей в мире жизни память, если она припоминается нами как следует, также память о всех грехах от юности, когда кто пересматривает их умом по частям, обыкновенно и смиряет, и слезы рождает, и ко всесердечному благодарению Бога подвигает нас, как всегдашняя действенная (до чувства доводимая) память о смерти, которая притом рождает и плач радостный со сладостию, и трезвение ума. Преимущественно же смиряет мудрование наше и располагает потуплять очи в землю воспоминание о страстях Господа нашего Иисуса Христа, когда кто проходит их в памяти и все подробно воспоминает. Это подает также и слезы. Сверх того, истинно смиряют душу великие Божии благодеяния, именно к нам, когда кто подробно перечисляет их и пересматривает: ибо мы имеем брань с гордыми, неблагодарными демонами".
Святой Григорий Синаит: "Есть семь разных деланий и расположений, вводящих и руководящих к этому богоданному смирению, кои взаимно входят в состав друг друга и друг от друга происходят: 1) молчание, 2) смиренное о себе думание, 3) смиренное говорение, 4) смиренное одеяние, 5) самоуничижение, 6) сокрушение, 7) последность – иметь себя во всем последним. Молчание с разумом рождает смиренное о себе думание, от смиренного же о себе думания рождаются три вида смирения: смиренное говорение, смиренное и бедных одеяний ношение и самоуничижение. Эти же три вида рождают сокрушение, бывающее от попущения искушений и именуемое промыслительным обучением и от бесов смирением. Сокрушение же заставляет душу чувствовать себя сущею ниже всех и всех последнейшею, всеми превосходимую. Два же эти вида приносят совершенное и богодарное смирение, которое именуется силой и совершенством всех добродетелей, и оно-то Богу приписывает добрые наши дела. Итак: первое из всех руководств к смирению есть молчание, из него рождается смиренное о себе думание, а это рождает три вида смирения. Три эти рождают один – сокрушение, а сокрушение рождает седьмой вид – почитание себя низшим всех, что и называется промыслительным смирением. Это смирение приносит богодарное, совершенное, непритворное, истинное смирение. Промыслительное смирение так приходит: когда человек, будучи оставлен самому себе, побежден бывает, порабощен и возгосподствован всякой страстью и помыслом, тогда, будучи побеждаем духом вражеским и не находя помощи ни от дел, ни от Бога, и ни от чего совсем, и готов будучи даже впасть в отчаяние, смиряется он во всем, сокрушается, низшим всех себя имеет, последнейшим и рабом всех, худшим даже самих бесов, как тиранству подлежащий и ими побеждаемый. Все это и есть промыслительное смирение, в силу которого от Бога дается второе, высшее, которое есть Божественная сила, вседейственная и всетворная. Его ради, видя себя органом Божественной силы, человек ею совершает дивные Божьи дела".
Преподобный Амвросий Оптинский в стихотворной форме дал пример того, что такое смирение и как ему научиться: "Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение". Такой тон старцевой речи вызывал часто улыбку на устах легкомысленных слушателей. Но если посерьезнее вникнуть в это наставление, то каждый увидит в нем глубокий смысл. "Не тужить", т. е. чтобы сердце не увлекалось неизбежными для человека скорбями и неудачами, направляясь к Единому Источнику сладости вечной – Богу, через что человек, при бесчисленных и разнообразных невзгодах, может успокаивать себя, мирясь с ними, или "смиряясь". "Не осуждать", "не досаждать", – ничего нет обыкновеннее между людьми осуждения и досаждения, этих исчадий погибельной гордости. Их одних достаточно к тому, чтобы низвести душу человека во дно адово, между тем как они большею частью и за грех не считаются. "Всем мое почтение", – указывает на заповедь Апостола: "Почитайте один другого высшим себя" (Фил.2:3). Сводя все эти мысли к одной общей, мы видим, что в вышеприведенном изречении проповедовалось Старцем главным образом смирение,– эта основа жизни духовной, источник всех добродетелей, без которого, по учению Святой Иоанна Златоуста, как упомянуто прежде, невозможно спастись.
оно сделает тебя святым; желаешь ли стать совершенным? оно - путь совершенных.
Господь наш верхом всех добродетелей называет любовь, но кто же богат любовью, как не смиренный? Смирением приобретается как любовь, так и надежда и вера.
Смирение делает пост истинным постом, оно охраняет девственников, придает ценность милостыне, делает жертву угодной Богу.
Ты хочешь стоять высоко? Возлюби смирение: оно без усилий делает человека праведным.
Святитель Иоанн Златоуст
Как при наступлении света удаляется тьма, так смирение изгоняет всякий гнев и горечь.
Преподобный Исаак Сирин
За смиренномудрием следует скромность и собранность в себе, то есть целомудрие чувств… беспрестанное безмолвие и обвинение себя в неведении.
Кто в сердце своем приобрел смирение, тот стал мертв для мира и, умерев для мира, умер для страстей.
Преподобный Иоанн Лествичник
Блаженно и преблаженно святое смирение, ибо оно как юным, так и состарившимся подает твердость в покаянии.
Преподобный авва Дорофей
Смирение избавляет человека от многих зол и покрывает его от великих искушений.
Смирение успокаивает нервы, укрощает движение крови, уничтожает мечтательность, умерщвляет жизнь падения, оживляет жизнь во Христе Иисусе.
Сознание своей греховности, сознание своей немощи, своего ничтожества - необходимое условие для того, чтобы молитва была милостиво принята и услышана Богом.
Послушание, самоотвержение и смирение суть те добродетели, на, которых зиждется преуспеяние и молитва.
Питаясь святой пищей смирения, можно пребывать в святом доме терпения, когда же недостает этой пищи, то душа исходит из дома терпения.
Смирение возвело Господа на Крест, и учеников Христовых смирение возводит на крест, который есть святое терпение, непостижимое для плотских умов…
Смирение никогда не гневается, не человекоугодничает, не предается печали, ничего не страшится.
Из совершенного смирения и из совершенной покорности воле Божией рождается чистейшая святая молитва.
Трезвение есть истинное смирение, сосредоточившее надежду свою в Боге, отрекшееся от всякой самонадеянности и от надежды на людей.
Вера заключается в том, чтобы пребывать в смирении и творить милость.
Смирение есть Христов образ мыслей и тот сердечный залог, которым умерщвляются в сердце и извергаются из него все страсти.
Смирением очищаются грешные
Преподобный Антоний Великий
Люби смирение: оно покроет тебя от грехов.
Святитель Василий Великий
Смиренномудрие часто спасает и того, кто сделал многие и великие грехи.
Преподобный Ефрем Сирин
Если нуждаемся в милосердии, то прибегнем к смиренномудрию, чтобы смиренномудрием привлечь на себя щедроты Господни.
Грешник, если приобретает смирение, делается праведником.
Смирением человек более угождает Богу, чем жертвами и приношениями. Благодаря смирению праведные достигают совершенства, кающихся приемлет Бог, грешники примиряются с Ним, оправдываются виновные.
Ревностно упражняйся в смирении, потому что им уплатишь все свои долги, исправишься от всех погрешностей.
Смирением очищаются грешные, оправдываются виновные, возвращаются на истинный путь заблудшие, спасаются погибшие.
Святитель Иоанн Златоуст
Если ты носишь на совести великое бремя грехов и при этом признаешь себя последним из всех, ты будешь иметь великое дерзновение перед Богом.
Если грешник (мытарь) посредством смиренной молитвы сделался праведным, то представь, сколь велик будет праведник, если научится возносить такую молитву.
Преподобный Иоанн Лествичник
Если сила Господня в немощи совершается, то Господь отринет несмиренного делателя.
Бог не закрывает двери Своего милосердия для тех, кто стучит со смирением.
Без смирения - тщетны труды и добродетели несовершенны
Преподобный Исаак Сирин
Что соль для пищи, то смирение для всякой добродетели.
Преподобный авва Дорофей
Ни самый страх Божий, ни милостыня, ни вера, ни воздержание, ни другая какая-либо добродетель не может быть совершенна без смиренномудрия.
Преподобный Ефрем Сирин
Кто без смирения совершает бдение и молитву, тот не лучше предающегося долгому сну, а молитва смиренного, даже если он и дольше спит,- благоухающее кадило перед Богом.
Епископ Игнатий (Брянчанинов)
Недостаток смирения, от которого недуг фарисейства, крайне препятствует духовному преуспеянию.
Без послушания Церкви нет смирения, без смирения нет спасения.
Вне неуклонного послушания Церкви нет ни истинного смирения, ни истинного духовного разума; там обширная область, темное царство лжи и производимого ею самообольщения.
Без добродетели смирения не могут быть истинными и богоугодными все прочие добродетели. Чтобы мы усвоили себе смирение, попускаются нам различные напасти: от демонов, от людей, от многообразных лишений, от извращенного и отравленного грехом нашего естества.
Святитель Василий Великий
Во всем, что ни сделано нами доброго, причины успеха душа должна приписывать Богу, нимало не думая, что она в чем-либо добром успевала собственной силой, ибо таким расположением обычно порождается в нас смиренномудрие.
Святитель Иоанн Златоуст
Нельзя иначе сделаться смиренным, как любовью к Божественному и презрением к настоящему.
Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин
Смирение нельзя приобрести без нищеты (то есть без отвержения мира, всех богатств и ненужных вещей, без нестяжательности). Без нее никак невозможно приобрести ни готовности к повиновению, ни силы терпения, ни спокойствия кротости, ни совершенства любви, без которых сердце наше вовсе не может быть жилищем Святого Духа.
Преподобный Исаак Сирин
Умаляй себя во всем перед всеми людьми, и будешь возвышен над князьями века сего.
В какой мере человек умножает молитвы, в такой смиряется сердце.
Преподобный Иоанн Лествичник
Путь к смирению - послушание и правота сердца, которые естественно сопротивляются возношению.
Преподобный авва Дорофей
Каждый молящийся Богу: «Господи, дай мне смирение» должен знать, что просит у Бога, чтобы Он послал ему кого-нибудь, кто оскорбит его. Итак, когда кто-либо оскорбляет его, то он и. сам должен досадить себе и уничижить себя мысленно, чтобы в то время, когда другой смиряет его извне, он сам смирял себя внутренне.
Один святой старец, которому во время болезни брат наливал вместо меда очень вредное для него льняное масло, ничего не говорил брату, ел молча и в первый, и во второй раз. Он нисколько не укорил служившего ему брата, не сказал, что тот небрежен, никаким словом не опечалил его. Когда же брат узнал, что он перепутал масло с медом, то начал скорбеть: «Я убил тебя, авва, и ты возложил этот грех на меня тем, что промолчал». На это старец с великой кротостью ответил: «Не скорби, чадо, если бы Богу было угодно, чтобы я ел мед, ты налил бы мне меду».
Преподобный Никодим Святогорец
Для стяжания смирения постарайся с любовью принять всякие неудовольствия и скорби, как родных сестер, и всячески избегать славы и почестей, больше желая быть всеми унижаемым и никому не известным и ни от кого не получать помощи и утешения, кроме одного Бога. Утверди в сердце своем, убедясь в благотворности его, такой помысел, что Бог есть единое твое благо и единое твое убежище, а все другое - только терния, которые, если вложишь их в сердце, причиняют смертоносный вред. Если же случится тебе потерпеть от кого посрамление, не печалься о том, но переноси это с радостью, в уверенности, что тогда Бог с тобою. И не желай другой чести и не ищи ничего другого, как страдать за любовь к Богу и за то, что служит к наибольшей для Него славе.
Преподобный Антоний Великий
Будь готов отвечать на всякое слово, которое услышишь: «Прости меня», потому что смирение разрушает все козни врагов.
Люби труд, нищету, странничество, злострадание и молчание, потому что они сделают тебя смиренным. За смирение же прощаются все грехи.
Сын мой! Прежде всего не вменяй себе ничего; из этого рождается смирение.
Не страшись бесчестий, наносимых людьми.
Не завидуй тому, кто преуспевает при посредстве неправд, но считай всех людей выше себя, и Сам Бог будет с тобой.
Обесчещенный, не возненавидь обесчестившего, скажи сам себе: я достоин того, чтобы все братия осыпали меня бесчестиями.
Находясь в обществе братии, сохраняй молчание. Если понадобится сказать им о чем-либо, скажи кротко и со смирением.
Люби бесчестия больше, чем почести, люби телесные труды больше, чем успокоение тела, люби ущерб в стяжаниях мира сего больше, чем приобретение.
Во всем храни смирение: в наружности, в одеждах, в сидении, стоянии, хождении, лежании, в келлии и в принадлежностях ее. Во всем жительстве своем усвой себе обычай нищеты. Не тщеславься ни в речах, ни в славословии и песнопениях, приносимых Богу. Когда случится быть с ближним, слова твои да не будут растворены хитростью, коварством и обманом.
Знай, смирение состоит в том, чтобы ты считал всех людей лучше тебя и был удостоверен в душе твоей, что ты более всех обременен грехами. Голову держи опущенной, и язык твой да будет всегда готов сказать укоряющему тебя: «Прости меня». Предметом же постоянного размышления твоего да будет смерть.
Епископ Игнатий (Брянчанинов)
Речь идет о том, чтобы не признавать за собой какую-либо добродетель и достоинство. Признание за собой добродетелей и достоинств - пагубное самообольщение, называемое… мнением. Мнение отчуждает людей, зараженных им, от Искупителя.
Желающий приобрести смирение должен с тщательностью исполнять все заповедания Господа нашего Иисуса Христа. Делатель Евангельских заповедей может прийти к познанию своей собственной греховности и греховности всего человечества…
В отвержении оправдания, в обвинении себя и в прошении прощения при всех тех случаях, при которых в… мирской жизни прибегают к оправданиям… заключается великая таинственная купля смирения.
Не трудись над разбором, кто прав и кто виноват - ты или ближний твой, постарайся обвинить себя и сохранить мир с ближним при посредстве смирения.
Господь воспретил мщение, которое было установлено Моисеевым Законом и которым за зло воздавалось равным злом. Оружие, данное Господом против зла,- смирение.
Хочешь ли стяжать смирение? Исполняй Евангельские заповеди, вместе с ними… (обретешь) святое смирение, то есть свойство Господа нашего Иисуса Христа.
Глубокое и точное познание падения человеческого весьма важно для подвижника Христова; только из этого познания, как бы из самого ада, он может молитвенно, в истинном сокрушении духа, воззвать к Господу.
Смириться - значит осознать свое падение, свою греховность, по причине которых человек сделался существом отверженным, лишенным всякого достоинства.
Будем удостаивать себя ада, чтобы Бог удостоил нас Неба.
Покорите ум ваш Христу. Когда ум покорится Христу, то не будет оправдывать ни себя, ни сердце.
Требование от себя неизменяемости и непогрешимости - требование несбыточное в этом преходящем веке! Неизменяемость и непогрешимость свойственны человеку в Будущем Веке, а здесь мы должны великодушно переносить немощи ближних и свои немощи.
Изменяемость (наша) научает нас самопознанию, смирению, научает прибегать непрестанно к помощи Божией…
Воспоминание о смерти сопутствует смиренномудрому на пути земной жизни, наставляет его действовать на земле для вечности и… самые действия его воодушевляет особенной благотворностью.
Евангельские заповеди научают инока смирению, а крест совершенствует его в смирении.
Однажды блаженный Антоний молился в своей келлии, и был к нему глас: «Антоний! ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии». Услышав это, старец встал рано утром и, взяв посох, поспешно пошел в Александрию. Когда он пришел к указанному ему мужу, тот крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику: «Поведай мне дела твои, потому что для тебя пришел я сюда, оставив пустыню». Кожевник отвечал: «Не знаю за собою, чтобы я сделал когда-либо и что-либо доброе. По этой причине, вставая рано с постели моей, прежде нежели выйду на работу, говорю сам себе: „Все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за добродетели свои, а я один пойду в вечную муку за грехи мои“. Эти же слова повторяю в сердце моем прежде чем лягу спать». Услышав это, блаженный Антоний отвечал: «Поистине, сын мой, ты как искусный ювелир, сидя спокойно в доме твоем, стяжал Царство Божие. А я, хотя всю жизнь провожу в пустыне, не стяжал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты выражаешь словами твоими». Отечник. Глубина смирения есть и высота преуспеяния. Нисходя в бездну смирения, восходим на Небо. Покушающийся взойти на Небо без посредства смирения низвергается в бездну самомнения и погибели.
Преподобный Макарий Великий
Совершенство доставляется тем, что никого не осуждаем ни в чем малейшем, а осуждаем только себя, и что претерпеваем досаждения (оскорбления).
Преподобный Григорий Синаит
Есть семь взаимно обусловленных деланий и расположении, вводящих и направляющих к богоданному смирению: молчание, смиренные мысли о себе, смиренные слова, смиренное одеяние, сокрушение, самоуничижение и желание во всем видеть себя последним. Молчание рождает смиренные мысли о себе. От смиренных мыслей о себе рождаются три вида смирения: смиренные слова, смиренные и бедные одежды и самоуничижение. Эти три вида рождают сокрушение, происходящее от попущения искушений и называемое промыслительным… Сокрушение легко заставляет душу чувствовать себя ниже всех, самой последней, превзойденной всеми. Два же эти вида приносят совершенное и богодарованное смирение, которое именуется силой и совершенством добродетелей. Оно-то и приписывает Богу добрые дела… Смирение приходит так: когда человек, предоставленный самому себе, бывает побежден и порабощен всякой страстью и помыслом, и, побеждаемый вражеским духом, не находит помощи ни от дел, ни от Бога и ни от чего другого и уже готов впасть в отчаяние, тогда он смиряется во всем, сокрушается, начинает считать себя хуже и ниже всех, даже хуже самих бесов, как подверженный их власти и ими побеждаемый. Вот это и есть промыслительное смирение…
_____________________________________________________________
Если мы будем непрестанно смотреть на грех свой, если будем стараться о том, чтоб усмотреть его подробно: то не найдем в себе никакой добродетели, не найдем и смиренномудрия.
Истинным смирением прикрывается истинная, святая добродетель: так закрывает целомудренная дева покрывалом красоту свою; так закрывается Святая Святых завесою от взоров народа.
Истинное смиренномудрие - характер евангельский, нрав евангельский, образ мыслей евангельский.
Истинное смирение - Божественное таинство: оно недоступно для постижения человеческого. Будучи высочайшею премудростью, оно представляется безумством для плотского разума.
Божественное таинство смирения открывает Господь Иисус верному ученику Своему, непрестанно приседящему у ног Его и внимающему Его животворящим глаголам. И открытое, оно пребывает сокровенным: оно неизъяснимо словом и языком земным. Оно для плотского разума непостижимо; непостижимо постигается разумом духовным, и, постиженное, пребывает непостижимым.
Смирение - жизнь небесная на земле.
Благодатное, дивное видение величия Божия и бесчисленных благодеяний Божиих человеку, благодатное познание Искупителя, последование Ему с самоотвержением, видение погибельной бездны, в которую ниспал род человеческий, - вот невидимые признаки смирения, вот первоначальные чертоги этой духовной палаты, созданной Богочеловеком.
Смирение не видит себя смиренным. Напротив того оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтоб отыскать все ее ветви; отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень много.
Преподобный Макарий Египетский, нареченный Церковью Великим, за превосходство своих добродетелей, особливо за глубокое смирение, Отец знаменоносный и Духоносный, сказал в своих возвышенных, святых, таинственных беседах, что самый чистый и совершенный человек имеет в себе нечто гордое (Беседа 7, гл.4).
Этот угодник Божий достиг высшей степени христианского совершенства, жил во времена, обильные святыми, видел величайшего из святых иноков Антония Великого, - и сказал, что он не видел ни одного человека, который бы вполне и в точном смысле слова мог быть назван совершенным (Беседа 8, гл.5).
Ложное смирение видит себя смиренным: смешно и жалостно утешается этим обманчивым, душепагубным зрелищем.
Сатана принимает образ светлого Ангела; его апостолы принимают образ Апостолов Христовых (2Кор. 9:13-15); его учение принимает вид учения Христова; состояния, производимые его обольщениями, принимают вид состояний духовных, благодатных: гордость его и тщеславие, производимые ими самообольщение и прелесть принимают вид смирения Христова.
Ах! куда скрываются от несчастных мечтателей, от мечтателей, бедственно-довольных собою, своими состояниями самообольщения, от мечтателей, думающих наслаждаться и блаженствовать, куда скрываются от них слова Спасителя: Блаженни плачущии ныне, блаженни алчущии ныне, и горе вам, насыщении ныне, горе вам смеющимся ныне (Лук. 6:21,25).
Посмотри попристальнее, посмотри беспристрастно на душу твою, возлюбленнейший брат! Не вернее ли для нее покаяние, чем наслаждение! не вернее ли для нее плакать на земле, в этой юдоли горестей, назначенной именно для плача, нежели сочинять для себя безвременные, обольстительные, нелепые, пагубные наслаждения!
Покаяние и плач о грехах доставляют вечное блаженство: это известно; это достоверно; это возвещено Господом. Почему же тебе не погрузиться в эти святые состояния, не пребывать в них, а сочинять себе наслаждения, насыщаться ими, удовлетворяться ими, ими истреблять в себе блаженную алчбу и жажду правды Божией, блаженную и спасительную печаль о грехах твоих и о греховности.
Алчба и жажда правды Божией - свидетели нищеты духа: плач - выражение смирения, его голос. Отсутствие плача, насыщение самим собою и наслаждение своим, мнимо-духовным состоянием обличают гордость сердца.
Убойся, чтоб за пустое, обольстительное наслаждение, не наследовать вечного горя, обещанного Богом, для насыщенных ныне самовольно, в противность воле Божией.
Тщеславие и чада его - ложные наслаждения духовные, действующие в душе, не проникнутой покаянием созидают призрак смирения. Этим призраком заменяется для души истинное смирение. Призрак истины, заняв собою храмину души, заграждает для самой Истины все входы в душевную храмину.
Увы, душа моя, Богозданный храм истины! - приняв в себя призрак истины, поклонившись лжи вместо Истины, ты соделываешься капищем!
В капище водружен идол: мнение смирения. Мнение смирения - ужаснейший вид гордости. С трудом изгоняется гордость, когда человек и признает ее гордостью; но как он изгонит ее, когда она кажется ему его смирением?
В этом капище горестная мерзость запустения! В этом капище разливается фимиам кумирослужения, воспеваются песнопения, которыми увеселяется ад. Там помыслы и чувства душевные вкушают воспрещенную пищу идоложертвенную, упиваются вином, смешанным с отравою смертоносною. Капище, жилище идолов и всякой нечистоты, недоступно не только для Божественной благодати, для дарования духовного, - недоступно ни для какой истинной добродетели, ни для какой евангельской заповеди.
Ложное смирение так ослепляет человека, что вынуждает его не только думать о себе, намекать другим, что он смирен, но открыто говорить это, громко проповедовать (Подражание, книга 3, гл.2). (Речь идет о ложном смирении Фомы Кемпийского, которое отображается в его книге «О Подражании Христу» – примеч. о.Серафима (Медведева)).
Жестоко насмехается над нами ложь, когда обманутые ею, мы признаем ее за истину.
Благодатное смирение невидимое как невидим - податель его Бог. Оно закрыто молчанием, простотою, искренностью, непринужденностью, свободою.
Ложное смирение - всегда с сочиненною наружностью: ею оно себя публикует.
Ложное смирение любит сцены: ими оно обманывает и обманывается. Смирение Христово облечено в хитон и ризу (Иоанн. 19:24), в одежду, самую безыскусственную: покровенное этою одеждою, оно не узнается и не примечается человеками. Смирение - залог в сердце, святое, безыменное сердечное свойство, Божественный навык, рождающийся неприметным образом в душе, от исполнения евангельских заповедей» (свт.Игнатий Брянчанинов, т.1, гл.51).
***
Смирение – это не внешнее чувство, а внутреннее. Оно состоит в том, что человек ищет не свою волю исполнять, а Божию. Понимать смирение только, как внешнюю уступчивость во всем, а также тихий голос или склоненная голова и т. п., – это не совсем верно. Внешняя уступчивость, тихий голос, склоненная голова, и т. п., – это все средства для проявления смирения, при определенных жизненных обстоятельствах, но не само смирение. Всё это у человека может быть, а смирения может и не быть. Смирение – это покорность человека, в движениях его воли, перед волей Божией. К примеру: Преп.Максим Исповедник внешне проявил непокорность перед Патриархами и всем Византийским епископатом и не подчинился их требованиям. Но перед Богом, в движениях своей воли, он проявил смирение, а вся эта иерархия – гордость. Адам, в Раю, проявил смирение перед дьяволом, уступил и сотворил ему послушание, но это оказался дух самости и гордыни перед Богом – первородный грех. Поэтому смирение судится не по внешнему действию, а в согласии ли с волей Божией это внешнее действие или нет. –
Человек должен в каждом отдельном случае постигать волю Божию и Ее исполнять – это и будет смирение. Ибо смирение только тогда будет являться истинной добродетелью, когда оно будет совершаться перед Богом.
***
Смирение – естественно человеку; но если через него удовлетворяется душевное сладострастие, человек вменяет его себе, то это уже совсем не смирение, а ложное смирение, – дух самости и гордыни, – мнение смирения. Мнение смирения – это, у Святых Отцов считается, самая пагубная прелесть, так говорит об этом и свт. Игнатий Брянчанинов (т.1, гл.51) . Христос, когда говорил о смирении, то Он совсем другое имел в виду. «Смиренномудрие есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, которые познали ее собственным опытом; оно есть несказанное богатство; Божие именование; ибо Господь говорит: «научитесь» не от Ангела, не от человека, не от книги, но «от Меня», т.е. от Моего в вас вселения и осияния и действия, «ибо Я кроток и смирен сердцем» и помыслами, и образом мыслей, «и найдете покой душам вашим» от браней, и облегчение от искусительных помыслов (Матф. 11, 29)» (преп. Иоанн Лествичник, Степень 25, гл. 4).
Смирение – естественное чувство человека, и спасительность или погибельность его зависит от того: где, когда и сколько его применять, т. е. давать ему меру, проявлять его к месту и ко времени. Если это не соблюдается, то удовлетворяется дух самости, через посредство душевного сладострастия, и человек входит в состояние самообольщения, духовной прелести, и погибает.
Смирение – это не то значит, что всегда, везде и во всём смиряться и уступать, лишь бы было приятно, спокойно и хорошо, но, знать место, меру и время. Ибо добродетель смирения должна совершаться перед Богом. Смирение является истинным только тогда, когда оно в согласии с волей Божией, в конкретный момент времени.
Об этом свт.Василий Великий говорит так: «добродетели суть середина: так мужество находится посреди страха и наглости; смиренномудрие посреди гордости и человекоугодия» (преп. авва Дорофей, Поуч.10).
***
За главное правило необходимо взять себе то, чтобы научиться ничего себе не вменять, в чувстве и ощущении, никакого доброделания, ибо таким образом будет разрываться сочувствие к самости, к первородному греху, в настрое души.
Ибо ради Христа дело делается только тогда, когда оно совершается в духе сокрушенном и смиренном, перед Богом, в правильных душевных чувствах. Когда человек не вменяет этого дела себе, по настрою своего духа. То есть понуждает себя к добродетели, которая у Святых Отцов называется – невменение себе.
Поэтому-то, Святые Отцы и заповедали, чтобы мы, творя всеразличные добродетели, научились не вменять их себе: «Сын мой! прежде всего не вменяй себе ничего: из невменяемости рождается смирение (преп.Антоний Великий).
Невменяемость, по учению Отцов, состоит в том, чтобы не признавать себя имеющим какую-либо добродетель и какое-либо достоинство. Признание за собою добродетелей и достоинств есть пагубное самообольщение, называемое святыми Отцами мнением. Мнение отчуждает человеков, зараженных им, от Искупителя» (свт. Игнатий Брянчанинов, Отечник, «Повести из жития старцев, преимущественно египетских», п.82).
Кто-то вменяет себе свою веру, а кто-то добрые дела, свое подвизание, терпение скорбей, кто-то свою проповедь, евангелизацию, а кто-то исполнение заповедей, свои внутренние хорошие чувства, и т. д., и т. п.. Это вменение себе примешивается к любой деятельности человека, внешней и внутренней, – это есть ни что иное, как дух самости и гордыни, ощущение своей правильности и праведности или дух самодовольства. Вменение себе – это примесь первородного греха, ко всем нашим душевным движениям, в чувстве и ощущении, которая присутствует всегда, когда нет духа сокрушенного и смиренного, перед Богом, в чувстве и ощущении.
Те, которые в настрое своего духа вменяют себе свои добрые дела и веру, свою деятельность, считая, на уровне умовом, рассудочном, что они делают их ради Христа, находятся вот в таком душевном состоянии: ««Те, которые не вменили себя должниками всякой заповеди Христовой, чтут Закон Божий телесно, не разумея ни того, что говорят, ни того, на чем основываются, потому и думают исполнить его делами» (преп.Марк Подвижник, «О духовном законе», гл.34). Из слов преподобного отца явствует, что признающий за собою какое-либо доброе дело, находится в состоянии самообольщения. Это состояние самообольщения служит основанием бесовской прелести» (свт. Игнатий Брянчанинов, т.5, гл.11). Здесь, у Св.Отцов, идет речь не просто об умовом, рассудочном признании, а о настрое духа, который вменяет свое делание себе, через посредство ощущения своей правильности или духа самодовольства, через посредство своего духа самости и гордыни.
То есть, ради Христа, делаемое дело, – это тогда, когда человек творит добродетель, но при этом считает, что у него нет истинной добродетели и дел, совершаемых ради Христа. И он не просто на уровне умовом, рассудочном только так считает, но и старается так ощутить, в настрое своего духа, содержа себя в духе сокрушенном и смиренном, перед Богом. Это и называется у Святых Отцов невменение себе своего доброделания.
То есть, признаком правильного прохождения доброделания, непрелестного, является вот такой вот настрой духа: «Раб Божий, исполняя евангельские заповеди, более и более открывает в себе страсти и в то время, как благодать Святого Духа образует в нем блаженные духовные состояния, нищету духа, плач, кротость, милость, целомудрие, духовный разум, он признает себя грешником из грешников, не сделавшим никакого добра, виновным в бесчисленных согрешениях, достойным вечной муки в геенне огненной за непрестанное нарушение заповедей Божиих» (свт.Игнатий Брянчанинов, т.1, гл.50).
То есть, как видим, по святоотеческому учению, речь идет не просто об умовых, рассудочных понятиях, а о настрое духа. Правильные умовые, рассудочные понятия могут содействовать воспитанию верного настроя духа, при условии, если человек понуждает себя к этому настрою, в процессе своей жизни, в ежедневных искушениях и доброделании. А если этого нет, то правильный настрой духа не может образоваться в человеке, сам по себе, без понуждения себя к нему. Ибо как сказал Христос, что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф.11:12). – Это и есть благодать Духа Святого, которую необходимо стяжевать внутри себя, через посредство понуждения себя к верному душевному настрою, во искушениях с нами приключающихся, и при всяком нашем делании.
Вот почему очень важно, чтобы научиться ничего себе не вменять, в чувстве и ощущении, ибо таким образом будет разрываться сочувствие к духу самости и гордыни, к первородному греху, в настрое души. А отсюда, и будет в душу привлекаться Божественная благодать, которая будет просвещать ум и подавать духовное вИдение.
Такова воля Божия, чтобы здесь на земле мы были искушаемы
Первородный грех идет от Адама, мы все с ним рождаемся. Такова воля Божия, чтобы здесь на земле мы были искушаемы первородным грехом. Через это приобретается самое главное: смиренный и сокрушенный дух, все добродетели, – постоянное устремление нашего духа к Господу. Поэтому, такова воля Божия: чтобы первородный грех был в нас до самой смерти.
«Бог на пользу душе попустил, чтобы она была доступна страстям. Ибо Он не усмотрел полезным поставить ее выше страстей прежде будущей новой жизни» (преп. Исаак Сирин, сл.58).
«Яд греха, ввергнутый падением в каждого человека и находящийся в каждом человеке, действует по промыслу Божию в спасающихся к существенной и величайшей пользе их» (свт. Игнатий Брянчанинов, т.5, гл.31).
«Страсти, пребывая в христианине, постоянно принуждая его быть на страже, постоянно вызывая его на борьбу, содействуют его духовному преуспеянию. Зло, по премудрому устроению Божественного промысла, содействует благому намерением неблагим» (свт. Игнатий Брянчанинов, т.1, гл.50).
«Во всемогущей деснице Промысла самый грех, живущий внутри человека, объявший все существо его, объявший все члены души и тела, содействует его преуспеянию, если этот человек - истинный христианин» (свт. Игнатий Брянчанинов, т.1, гл.50).
О прощении греха и спасении
Прощение греха понимается, как связывание Благодатью первородного греха. Через постоянное противодействие первородному греху, духу самости, воспитывается смиренный и сокрушенный настрой духа, жажда милости Божией, устремление духа к Богу. И по мере ощущения и познания своей немощи, в борьбе с духом самости, первородным грехом, дух сокрушается и смиряется. И тогда чувство упования и надежды отвращается от духа самости, само-уверенности и само-надеянности, и обращается только на одну милость Божию. И тогда, только такому настрою духа, и подается дар Божественной благодати, которая связывает первородный грех, дух самости, и приносит дар спасения.
Божественная благодать помогает и содействует человеку, с самого начала, на всем этом пути, правильно-проходимой борьбы со своими страстями. Степень подаяния даров Божественной благодати зависит от степени воспитания духа сокрушенного и смиренного, перед Богом, в процессе этой борьбы со своими страстями.
Вот так, Господь спасает! Таков духовный закон, – другого пути нет. Оправдаться на Страшном Суде можно только милостью Божией, которая изливается в дух сокрушенный и смиренный, перед Богом, растворенный чувством упования и надежды, только на милость Божию, а не на свою веру, добрые дела или правильный душевный настрой.
Поставит Господь одних по правую сторону, а других по левую, и скажет тем, которые по левую сторону: "Алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня… . А они Ему возразят: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим… и не послужили Тебе?" Этим самым ответом проявится их настрой духа, – проявится то: что делали они всё это не ради Христа, а себе всё вменяли, – для удовлетворения своего духа самости и гордыни, первородного греха. А тем, которые по правую сторону, Господь скажет: "Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня". А они скажут в ответ: "Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили?" (Матф.25:34-44). – Этим обнаружится их смиренный настрой духа, – невменение себе никакого своего доброделания: ни в мыслях, ни в чувствах, ни в желании. Хотя они и стремились, и старались делать, все от них зависящее, но не вменяли себе ничего, по настрою своего духа. Этот настрой не только в мыслях, но и в духе ощущение такое, – это постоянное расположение духа, всегдашний душевный настрой. Это и есть дух сокрушенный и смиренный, ощущающий себя грешником, достойным адских мучений, но растворенный чувством упования и надежды только на одну милость Божию. Так как, спасение совершается не верою или делами, а милостью Божией, которая изливается даром спасительной Благодати вот в такой вот настрой души.
На Страшном Суде Сам Бог искушает человеков, и они сами себе произносят приговор – своим настроем духа. И этот настрой духа, который ты воспитал и с которым перешел за гроб, – останется с тобой навечно. Страшный Суд, прохождение по мытарствам, это не так, что: вопросы все заранее выучил, подготовился, и знаешь, как на них отвечать, и как выкрутиться. Нет, совсем не так, а будут смотреть на душевное расположение. Придешь, например, к первому мытарству – мытарству празднословия: наведут на тебя искушение и ты, приобретя на земле навык к празднословию, и там, по привычке, по навыку, то же самое будешь делать. И таким образом, – все мытарства.
А мытарства – это и есть страсти, которыми бесы искушают нас, когда мы здесь на земле, чтобы уловить нас и погубить. И когда мы, после смерти, идем на частный суд к Богу, то бесы, становясь у нас на пути, стараются уловить нас, искушая теми страстями, которые мы воспитывали в процессе жизни. Вот почему важна борьба со своими страстями, чтобы еще здесь на земле преодолеть эти бесовские мытарства, через посредство искушений, которые происходят от наших страстей и демонов. Чтобы через эту борьбу воспитать дух сокрушенный и смиренный, перед Богом, и выйти из под власти бесов, чтобы они и после смерти не имели над нами власти, через наши страсти.
А вот как шел по мытарствам преп. Макарий Великий. Бесы все кричали ему во след: «О, Макарий! ты и наше мытарство прошел». И, таким образом, старались его искусить, – вменением себе, духом самости и гордыни. А он им постоянно отвечал: «нет – я грешный», и так все мытарства прошел. Поставил Макарий одну ногу в раю. А бесы ему: «О, Макарий! ты уже в Царствии небесном!». А Макарий им в ответ: «Милостью Господа моего». Это были не просто слова. Слова выражали тот дух, который он в себе воспитал и имел, – его настрой: в глубине своего духа, глубокое ощущение своей греховности, дух сокрушенный и смиренный, с чувством упования только на милость Божию. Если бы это не был настрой его духа, а только, как выученные слова и отрепетированная манера поведения, то он всё равно, на какой-либо страсти-мытарстве, да попался бы, – вылез бы страстный настрой духа, какой он есть в действительности, вылез бы дух самости и гордыни, обнаружилось лицемерие.
С любовью во Христе, о.Серафим.
Один подвижник сказал:
Ты очень любопытен! Тебе надо сделать свое любопытство священным! Например, выучи все жития святых. Вместо того, чтобы исследовать подноготную жителей своего околотка, изучи «подноготную» святых, выясни все про их жизнь, чтобы знать, что каждый из них делал.
Каждый освящает себя тем, что ему дано. У одного есть одно, у другого другое. У одного одна немощь, у другого - другая, у одного одно дарование, у другого - другое. Всё это составляет наше собственное я. Мы призваны преобразить всё это в Иисуса Христа. Ты скажешь, что одно легче, а другое труднее? Но потому Бог и не судит по внешности, потому Христос перво-наперво и запретил нам судить. Он не позволяет нам судить людей именно потому, что мы не можем видеть сердце человека. Он говорит нам: Не судите других по наружности (Ин. 7: 24).
Наш старец говорил нам: тот человек, который по природе своей кроток, что бы ты с ним ни делал, не нервничает; однако ему не будет венца от Бога, потому что он кроток. А тот, кто и из-за малого пустяка вспыхивает, но целый день борется с собой и тогда, как мог бы разгневаться пятьдесят пять раз, разгневался только пять, - он человек, ведущий духовную брань.
Тогда как другого, если и захочешь вывести из себя, не сможешь сделать этого. Потому что для этого он должен быть немного поэнергичнее, а не таким апатичным: ты его и так, и эдак - а он ничем не смущается. Да пошевелись же хотя бы, сын мой, скажи и ты какое-нибудь слово, я не знаю, воспротивься там, что ли! Скажи же что-нибудь! Ничего! Он как машина, в которую вместо бензина залита вода. Ну что, загорится ли когда-нибудь вода? Не загорится.
В его характере есть что-то хорошее, но ему не будет особой похвалы от Бога, потому что он на самом деле кроток. А тот, кто действительно борется и проливает поты для того, чтобы не разгневаться и не смутить людей, - это подвижник, это великий борец.
В житии святого Афанасия Афонского, ктитора Великой Лавры, описан такой случай. Этот святой всегда много ел, и монахи говорили: «Да, свят наш старец, но ест много…»
Услышав это, повелел он однажды повару приготовить еды намного больше обычного и наказал ему: «Запри дверь трапезной, чтобы они не могли разойтись по кельям, и делай то, что я тебе скажу!»
Сели монахи и начали есть. Когда они закончили, святой Афанасий сказал повару:
Принесите всем еще по одной порции!
Принесли вторую порцию, и монахи съели ее. Третья порция. Монахи принялись и за нее, но съели только, скажем так, одну треть. Принесли четвертую порцию. Они уже не могли есть, только двое-трое из них осилили ее. Пятая порция. Шестая порция. Седьмая. Святой Афанасий съел семь порций. Тем временем все уже отказались есть. И он сказал тогда братиям:
Вот посмотрите: семь порций я съел и могу сказать, что только теперь я едва насытился в какой-то мере! Чувствую, что съел столько, сколько съедал бы, если бы соблюдал воздержание. Вы съедаете одну тарелку и наедаетесь, и вам этого довольно. А я съедаю с вами две тарелки и никогда не наедаюсь, ибо мне необходимо съедать семь. Съедаю только две или полторы и с великим трудом воздерживаюсь. Поэтому не судите по наружности. У разных людей разная мера.
Человек видит это, когда он живет среди множества людей. Действительно, есть люди, которым достаточно горсточки еды в сутки, а другой съедает целую кастрюлю и не наедается. Между ними большая разница. Есть разные люди. Поэтому мы не можем судить другого человека по внешности - поэтому суд и принадлежит одному только Богу. Поэтому дарования и харизмы, о которых предполагается, что их мы имеем или кажется, что имеем, и даже плохие качества мы должны принимать с великой любовью и большим снисхождением, предоставив суд Богу.
На это указал Христос словами: на всякий день несите крест свой (ср.: Лк. 9: 23). Что это, то, что мы должны делать ежедневно? Бороться с собой. У меня такой характер: я завидую, обижаюсь, своенравен, строптив - значит, я должен бороться со всем этим. Что поделать? Я такой. Вижу это, сам себе ставлю диагноз, что я такой, и за этим диагнозом должно следовать лечение.
В монашестве первое, что нужно претерпеть, - это понести этот страшный диагноз, когда человек слышит о том, что он представляет собой в действительности. Что такое исповедь? Это раскрытие наших реальных духовных болячек, каковыми являются наши грехи; она - диагноз духовного отца, который говорит тебе: «Посмотри, ты…то-то и то-то». Или не говорит тебе этого, потому что ты не можешь этого понести, а знает это сам.
Это как когда ты идешь к врачу, он осматривает тебя и знает, что с тобой, какие лекарства и сколько прописать тебе, какое лечение тебе надо принять, чтобы выздороветь. Так же и в духовной жизни. Человек тотчас видит, что происходит, как он бывает побежден, где падает, где сталкивается с трудностями, и там он останавливается и начинает бороться смиренно, без стресса, без этих бесконечных: «Ну почему?! Ну почему?! Ну почему?!», которые нередко являются порождением нездорового эгоизма.
« Ну почему же я думаю так, почему я делаю это?!»
Хорошо, а ты что думал о себе? А почему бы тебе не думать так? Неужели ты считал себя таким хорошим, что удивляешься, как ты мог подумать или сказать такое? Ты человек, ты всё можешь подумать и всё можешь сделать. Если человек не внимает себе или подчиняется страстям, он может сделать всё и выдумать всё. У человеческой природы имеются возможности ниже ее и выше ее. Огромные возможности.
Ответим на следующий вопрос: «Вы сказали, что болезненное смирение - это самый плохой эгоизм. Что это такое, и как нам его различить в себе? Отличается ли смирение от смиренномудрия? Где проходит грань между человеческим достоинством и недостоинством, смирением и унижением?»
Посмотрите, дети: смирение, совершенное смирение есть совершенство человека. Совершенный человек - это смиренный человек, который может по-настоящему любить другого человека и Бога. Потому что смиренный - единственный, кто может подражать Христу: пожертвовать собой ради брата своего и действовать с абсолютной любовью. Только смиренный человек может по-настоящему любить других и Бога. Или любить соответственно своему смирению, в той же степени. Следовательно, смиренный человек - совершенный человек.
Однако пока мы достигнем этого, нам надо пройти через много ступеней, исключительно много ступеней. Через призму своего опыта, врачующего человеческую душу, отцы Церкви описывают всю эту лестницу, ведущую к совершенному смирению.
Совершенное смирение не означает унижения. Нет. Смирение представляет собой восполнение твоего бытия. Когда ты достигнешь его, ты уже функционируешь с благородством, без страха, без комплексов, без подозрительности, без корысти, без лукавства, без всего. В смиренном человеке нет ничего, что имелось бы в недостатке. Ни недостатка, ни излишества. Все действует в чудесной гармонии и равновесии. Поэтому смирение никак не связано со всякими нездоровыми вещами, с комплексами неполноценности и невесть еще с чем.
Но ты скажешь: «А мы? Хорошо, таково совершенство. А мы где находимся?» Мы боремся за то, чтобы стать смиренными сердцем, как повелел нам Христос, и стать подобными Христу - нашему Отцу.
Мы начинаем с первой ступеньки. Это, естественно, еще не совершенство, а всего лишь первая ступень. Как дитя, которое должно научиться читать и писать, начинает с яслей, пока не дойдет до университета. Да, оно не может быть совершенным в яслях. Или еще в первом классе, где, учась писать буквы, исписывают ими по полстраницы. Да, но если не будешь писать этого, ты не попадешь в университет. Ты не можешь перепрыгнуть через первый класс по той причине, что всё это - детские занятия, и сказать: «Ну что это за ребячество?» Да, это всё для детей, но это - основа, и поэтому это нужно. Ты начнешь с этого, пойдешь в первый, во второй, третий класс, подрастешь, станешь крепче и телом, и умом.
Следовательно, и в духовной жизни человек начинает с простых, даже внешних вещей. Когда человек хочет стяжать смирение, он начинает с того, чтобы отсечь свою волю. Например, он проявляет терпение к другому человеку, не настаивает на своем, не ругается из-за того или другого и начинает относиться к окружающим со смирением. Также и во внешнем: он пользуется мирскими вещами в меру, не вкладывает эгоизм и тщеславие даже в свой внешний вид, в свой образ жизни, в манеру говорить, смотреть и относиться к другим.
Авва Дорофей рассказывает, что однажды он оказался в таком месте, где поносили какого-то христианина, который слушал всё это без доли смущения. И авва подумал: браво, у этого христианина имеются добродетели: другой его ругает, а он не говорит ничего! И когда подошел к нему и спросил: « Как же ты выдержал в тот миг, когда другие тебя поносили, чтобы ничего не ответить им?» - тот сказал: « На этих собак, что ли, я стану обращать внимание?»
То есть он им не отвечал не потому, что был смирен сердцем и говорил себе: «Ладно, не буду спорить. Проявлю терпение», - а потому, что презирал их и считал собаками .
Иной советует тебе: « Да забудь ты об этом! Не обращай на него внимания!»
Пусть так, не обращай на него внимания, это лучше, чем воевать с ним, но все же тебе следовало бы смотреть на другого более добрым оком.
Гнев - признак эгоизма. Это одна из лампочек, которые вспыхивают, когда электричество приходит в дом. Нажимаешь на кнопку, и лампочка загорается. Итак, ты хочешь посмотреть, есть ли в тебе эгоизм?
Гневаешься ли ты? Если гневаешься и начинаешь нервничать, это значит, что что-то в тебе не так, это значит, что все эти нервы не оттого, что другой задел тебя или поставил твою репутацию под знак вопроса. Это всё признаки, это тест, по которому человек может проверить себя сам.
Другой приходит и оспаривает сказанное тобой или выражает к тебе презрение, не говорит с тобой или поносит тебя, унижает - и ты стараешься не ответить ему. Разумеется, сначала это трудно. Внутри себя ты можешь кипеть весь. Ладно. Но ты закрываешь рот и говоришь себе: «Стисну-ка я зубы, чтобы не ответить ему».
Ты скажешь мне: «А что же в этом хорошего?» Да, это не совершенно - совершенством было бы помолиться за того, кто тебя опорочил, - но это уже первая ступенька. По меньшей мере, не отвечай ему.
Это сказал Христос, но слова Его понимают ошибочно. Он сказал: «Зуб за зуб», - и говорят: «А что же это значит тогда? То есть если тебе кто-нибудь выбьет зуб, ты тоже должен выбить ему зуб?» Или око за око. Они не понимают, что Бог сказал это евреям, потому что евреи и люди той эпохи, стоило выбить им зуб, как они разбивали обидчику всю челюсть, и поэтому Бог запретил им это и сказал: «Выбил ли тебе кто зуб? Не выбивай ему все 32, а только один». Это был подвиг для тех людей.
Или если выбьешь ему глаз, он уже кидается отрубить тебе голову. «Один глаз, - говорит ему Господь, - у тебя есть право на один глаз. Ни голову ему не отрубай, ни обоих глаз не выбивай. Одна пощечина - за одну пощечину. А не так, чтобы ты переломал ему все кости».
Приложите это, однако, к какому-нибудь народу строптивому или к самим себе. Вот подходит к тебе кто-нибудь и бьет тебя в зубы кулаком - если ты вспылишь, то один ли только кулак отвесишь ему взамен? Или скажешь: «Извини, пожалуйста, я должен тебе буду один кулак»? Нет, ты отвечаешь ему на это десятью ударами.
Поэтому человек начинает с простых вещей - это подвиг и борьба. Потом в жизни ведь много такого, что кажется мелочью. Стоишь где-нибудь в очереди, а другой приходит и встает перед тобой, и ты проявляешь терпение. Отцы Церкви использовали такие мелочи превосходным образом. В «Патерике» имеется много прекрасных примеров этого.
Об авве Агафоне говорится, что он сказал Богу: « Боже, помоги мне сегодня исполнить волю Твою!»
Ты решаешь, что сегодня сделаешь всё, чтобы исполнить волю Божию. Мы склонны думать, что это значит - взять Евангелие и читать его с утра до вечера. Или как вопрошало меня одно духовное чадо: « Отче, должен ли я целый день читать Новый Завет, сидя в своей комнате?»
Я ему говорил до этого: «Внимай себе, чадо, не шатайся по улице!», а он подумал, что нужно сидеть с Новым Заветом в своей комнате и читать его постоянно.
Итак, что же сделал авва Агафон, чтобы исполнить волю Божию в тот день? Ничего особенного. Он встал утром, как делал это каждый день, и отправился на мельницу, чтобы смолоть свое зерно, которым ему предстояло питаться весь следующий год. Пришел он в Египет и сказал себе, что пойдет сделает свое дело. Пришел на мельницу, и тут какой-то человек сказал ему:
- Авва, ты не поможешь сначала мне смолоть зерно? Потом смелешь свое...
- С удовольствием, брат!
А вы знаете, что тогда мололи не как сейчас, машинами: насыпаешь в нее зерно, и оно мелется себе - тогда нужно было вращать каменные жернова. Я застал это на Святой Горе, потому что там, где мы жили, не было машин, и, когда мы хотели запастись елеем, нам приходилось самим вращать тяжелый камень, чтобы выжать елей. Вы понимаете, что сначала из тебя самого выжимался весь елей, а после этого уже шел тот?! Ты предпочел бы никогда не есть масла, чем… Вот так ты понимаешь, как дорога капля масла, которое сегодня человек может запросто выкинуть. Восемь маслин дают одну ложечку масла, и оно доставалось с таким трудом: нужно было тащить маслины на своем горбу, выжимать их и еще невесть что. Так было трудно…
Итак, авва пошел и помог тому человеку. Только он закончил и хотел уже засыпать свое зерно, как приходит другой и говорит:
- Авва, я тороплюсь, прошу тебя: пропусти меня!
- С удовольствием!
И ему помог.
С самого утра и до вечера он так и не смог смолоть свое зерно. Только собирался засыпать его, как приходил кто-нибудь, опережал его, и за целый день ему так и не удалось сделать это. Но в «Патерике» написано, что он не позволил себе при этом даже мало-мальски возроптать на брата своего, а под конец был извещен, что в этот день ему действительно удалось исполнить волю Божию .
Видите, как он в своей повседневной жизни не возмущался и не обвинял никого?
О другом авве говорится, как он отправился продавать свои корзины, а к нему привязался один парализованный человек. Авва продавал корзины, которые сам делал, и на эти деньги ему предстояло жить целый год, так как он подвизался в пустыне. Больной спросил его:
- За сколько ты продал корзину?
- За одну монету.
- Ты купишь мне пирог?
- Куплю!
Как только продал еще одну, парализованный тут же спросил:
- А эту за сколько продал?
- За две монеты!
- Купишь мне платок?
- Куплю!
И так продолжалось весь день - авва истратил на него все свои деньги. Ничего не оставил для себя. А напоследок тот сказал ему:
- Ты отведешь меня домой?
- А где твой дом?
- На другом конце Александрии.
- Хорошо, отведу. А как же тебя вести?
- Как? Посадишь меня на свою спину.
Взвалил он его себе на спину, хотя сам был изможден, а человек тот оказался очень тяжелым. Шел он, шел, и в какой-то момент ноша его стала легчать, обернулся он назад и что же видит? Ангела Господня, который сказал ему:
- За это имя твое будет великим пред Богом!
Именно за то, что он совершил такое в своей повседневной жизни.
Дети, не думайте, что совершенство христианина проявляется в специальных условиях. Мы не вырастаем в парниках. Мы живем в мире сем, каждый своей повседневной жизнью - там ты и станешь совершенным, когда будешь внимателен в этих обыденных вещах, происходящих с тобой каждый день.
О другом подвижнике, достигшем высокой меры, говорится, что в час смерти лицо его просияло, и его спросили:
- Но что же ты совершил в жизни своей?
А он ничего особенного не мог рассказать. Он не был великим подвижником.
- Ничего такого я не совершил в своей жизни, никаких особых подвигов. Но прожил я в монастыре вот уже 30 лет, и в одной келье вместе со мной находилась моя корова. Старец наказал мне поместить ее у себя.
Понимаете, он плел корзины, а корова жевала их и портила, они ведь были сплетены из травы… Вы представляете себе это: жить в одной комнате с животным?! Мы с людьми и то не можем ужиться никак. А монах сказал:
- Но за 30 лет я не позволил себе вознегодовать на моего старца.
А на его месте другой сказал бы: «Да ладно, ну в своем ли уме этот человек - повелеть жить с коровами? Неужто комнат уже не хватает?»
Однако ни на животное, ни на человека не возроптал тот монах. Проявил терпение в том, что было у него перед глазами, и это сделало его совершенным пред Богом, потому что он делал это ради любви Христовой, говоря себе: «Ради Бога проявлю я терпение и стерплю это животное, вытерплю этого человека, переживу это затруднение!»
Следовательно, человек начинает с малых дел. Кто не обращает внимания на малые дела, тот никогда не дойдет до великих. Кто презирает малые дела, тот падет. Поэтому в духовной жизни важно, чтобы человек начал просто, спокойно, с того, что жизнь преподносит ему каждый день.
Начинаешь ты день свой - тут приходит другой и нарушает твои планы, приходит второй, поносит тебя на чем свет стоит и говорит: « Ты виноват!»
Это удобные возможности, возникающие каждый день в твоей жизни. Воспользуйся ими - и увидишь, что у тебя будет много случаев к тому, чтобы усовершенствоваться, чтобы достичь совершенства. Если ты каждый раз нервничаешь и кричишь: «А вот сейчас приду и покажу тебе, кто виноват!» - то, конечно, по-человечески ты можешь оправдаться, но потеряешь все эти возможности к усовершенствованию.
Все можно обернуть на пользу, а самая большая арена для смирения - это брак, если им пользуются смиренно. В браке нет места эгоизму. Если имеется эгоизм, брак распадется, он затрещит по швам. В браке ты призван упразднить себя, служить своим детям, своему семейству. Ты трудишься каждый Божий день, идешь домой, и тут приходит сын твой или дочь и забирает у тебя деньги, говоря: «Мне нужно десять лир, чтобы пойти туда-то!»
А ты с таким трудом заработал эти десять лир. Но, несмотря на это, с радостью отдаешь их, чтобы доставить радость своему ребенку или купить ему что-нибудь хорошее. Или же всю жизнь из кожи лезешь, чтобы купить себе дом или что-нибудь еще, а потом с удовольствием отдаешь его своим детям - это ли не преодоление себя? Когда я отдаю своему ребенку то, что у меня есть, тогда как сам я вымучен, разбит, хочу спать, измотан… Или же когда нянчу своих малых детей: ночью хочу спать, валюсь с ног от недосыпания, я уже не выдерживаю, но иду посмотреть на них, приласкать их с любовью. Что это такое? Это повседневное преодоление себя - и для мужа, и для жены. Смирение не значит совершение нереальных вещей. Оно происходит не где-то там, а здесь, где находишься ты - на твоем рабочем месте. Например, у тебя суровый начальник, настырный коллега - посмотри на него с любовью, используй это, обрати это на пользу духовным способом.
Разумеется, это нелегко. И не все мы постоянно пребываем в состоянии такого духовного бодрствования, чтобы всегда использовать возможности и поступать как должно. Но по крайней мере там, где нам это не удалось, где уже вспыхнули лампочки и стал валить дым, там… когда погаснет это зло, смирим себя пред Богом и скажем:
- Боже мой, прости меня! Я не смог - я опять разгневался, опять вспылил, опять поругался, я упустил возможность, имевшуюся у меня.
Смирение или исповедь помогают мне поправить то, что я сделал, или вернуть ту возможность, которую я потерял. Так человек постепенно приобретает смирение через все воспитание, которое мы получаем в Церкви.
Смиренномудрие означает смиренно думать о себе. Приходит к тебе какой-нибудь помысел, например: «Нет никого такого, как ты!» - а ты говоришь: «Да замолчи же ты, дитя мое! Чтобы не было никого такого, как я? Да кто я такой?» Это смиренномудрие.
Или же помысел говорит: «Я знаю все!» Но ты говоришь себе: «Да откуда у меня столько уверенности? Разве я не совершал столько ошибок в своей жизни? Разве говорил так много такого, что оказывалось потом неправдой? Как я могу знать все?»
И другой тоже может быть прав. Отсюда ты понимаешь, что одно дело - смирение, а другое - смиренномудрие, которое значит, что ты пытаешься подвизаться, иметь смиренные помыслы. Не думать, что ты центр Вселенной, что ты знаешь все. Когда тебя борет помысел, что что-то якобы обстоит таким-то образом, ты должен воспротивиться ему смиренными помыслами, пока не приведешь себя в состояние равновесия.
Вот ты думаешь, что все смотрят на тебя, и поэтому говоришь: «Я не хожу в церковь, потому что, как только войду туда, все оборачиваются и смотрят на меня». Хорошо, дочь моя, но неужто вся церковь оборачивается и смотрит на тебя, как только ты войдешь? Да как же может быть такое? Может, зажигается какая-нибудь лампочка, что ты, мол, вошла внутрь, и все оборачиваются, чтобы увидеть тебя? Никто тебя вообще не видел. Да и желания у них такого нет. Это у тебя есть какая-то идея о себе, и ты думаешь, что ты - центр Вселенной. Кем ты себя воображаешь, чадо? Неужели ты думаешь, что, где бы ты ни появилась, ты притягиваешь взоры людей? Да другой пошел в церковь не для того, чтобы посмотреть на тебя. Что в тебе такого ценного, что другой непременно должен это увидеть? Правда заключается в том, что он даже не замечает тебя!
Однако если в такой ситуации вместо того, чтобы стесняться, ты скажешь себе: «Никто на меня не смотрит! Да и зачем на меня смотреть? Зачем им обращать на меня внимание?» - вот тогда ты смиряешься.
То же самое касается стыда, который у нас иногда бывает. И на нем тоже есть подобные отметины эгоизма. Почему тебе стыдно? Тебе стыдно пойти куда-то? А почему? Думаешь, что испортишь себе репутацию? Отцы решительно воевали с этим. Когда кто-нибудь приходил к ним, желая стать подвижником, они ему говорили:
- Ты не можешь им стать! Если хочешь стать подвижником, возвращайся назад, в свой родной город, одень на себя старые лохмотья, просиди 40 дней, прося милостыню, у ворот церкви, а затем приходи, поговорим!
Ты понимаешь, что это трудно, но это поражает самую сердцевину эгоизма в человеке. Разумеется, мы приводим крайний пример, чтобы увидеть, что мы можем сделать.
Начинаешь с того, чтобы сказать другому одно только «Извини!» Иди и скажи ему это!
- Нет, я не скажу ему этого!
Заставь себя смириться и сказать сестре своей:
- Извини меня, я была неправа!
Не жди, чтобы другой извинялся перед тобой. Не говори ему:
- Вот, мы поругались с тобой за обедом, извини меня, но ты тоже нехорошо поступил со мной.
Это не извинение, это как если бы ты сказал: «Извини, но ты тоже грешишь».
Или же мы говорим так:
- Если я тебя чем обидел…
А между тем мы растоптали его, мы смешали его, как говорится, с грязью и в то же время лицемерим: «Если я чем обидел тебя, прости!»
Нет, дети, это не испрашивание прощения. Просить прощения - значит сказать другому:
- Брат, прости меня, я был неправ, я огорчил тебя, прости!
И произнести эти слова осознанно. Это первое, что отталкивает от нас токсины эгоизма и помогает нам стяжать смирение.
И на этом мы с вами смиренно завершим нашу беседу!
Некто из старцев сказал: "Прежде всего нужно нам смиренномудрие, чтобы быть готовыми на каждое слово, которое слышим, сказать: прости ; ибо смиренномудрием сокрушаются все стрелы врага и сопротивника". Исследуем, какое значение имеет слово старца; почему он говорит, что прежде всего нужно нам смиренномудрие, а не сказал, что прежде нужно воздержание? Ибо Апостол говорит: подвизаяйся, от всех воздержится (1 Кор. 9, 25). Или почему не сказал старец, что прежде всего нужен нам страх Божий? Ибо в Писании сказано: начало премудрости страх Господень (Пс. 110, 9) и опять: страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч. 15, 27). Почему не говорит он, что прежде всего нужна нам милостыня или вера? Ибо сказано: милостынями и верою очищаются греси (Притч. 15, 27), и Апостол говорит: без веры… невозможно угодити Богу (Евр. 11, 6). Итак, если без веры невозможно угодити Богу, и милостынями и верою очищаются грехи, и если страхом Господним уклоняется всяк от зла, и начало премудрости страх Господень, и подвизающийся от всего должен воздерживаться, то как же старец говорит, что прежде всего нужно нам смиренномудрие и оставил всё другое столь нужное? Старец хочет показать нам сим, что ни самый страх Божий, ни милостыня, ни вера, ни воздержание, ни другая какая-либо добродетель не может быть совершена без смиренномудрия. Вот почему говорит он: "Прежде всего нужно нам смиренномудрие, - чтобы быть готовыми на каждое слово, которое слышим, сказать: прости ; ибо смиренномудрием сокрушаются все стрелы врага и противника". Вот видите, братия, как велика сила смиренномудрия; видите, какое имеет действие слово: прости .
Почему же диавол называется не только врагом, но и противником? Врагом называется потому, что он человеконенавистник, ненавистник добра и клеветник; противником же называется потому, что он старается препятствовать всякому доброму делу. Хочет ли кто помолиться: он противится и препятствует ему злыми воспоминаниями, пленением ума и унынием. Хочет ли кто подать милостыню: он препятствует сребролюбием и скупостию. Хочет ли кто бодрствовать: он препятствует леностью и нерадением, и так-то он сопротивляется нам во всяком деле, когда хотим сделать доброе. Поэтому он и называется не только врагом, но и противником. Смиренномудрием же сокрушаются все оружия врага и противника. Ибо поистине велико смиренномудрие, и каждый из святых шествовал его путем, а трудом сокращал путь свой, как говорит Псалмопевец: виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя (Пс. 24, 18) и: смирихся, и спасе мя [Господь] (Пс. 114, 5). Впрочем, смирение и одно может ввести нас в царствие, как сказал старец авва Иоанн, но только медленно.
Итак, смиримся немного и мы, и спасёмся. Если мы, как немощные, не можем трудиться, то постараемся смириться; и верую в милость Божию, что и за то малое, совершаемое нами со смирением, будем и мы в местах святых, много потрудившихся и работавших Богу. Пусть мы немощны и не можем трудиться: но неужели мы не можем смириться? Блажен, братия, кто имеет смирение, - велико смирение. Хорошо также означил один святой имеющего истинное смирение так: "Смирение ни на кого не гневается и никого не прогневляет, и считает это совершенно чуждым себе". Велико, как мы сказали, смирение, ибо оно одно сопротивляется тщеславию и хранит от него человека. А разве не гневаются также за имения или за брашна? Как же старец говорит, что смирение ни на кого не гневается и никого не прогневляет? Смирение велико, как мы сказали, и сильно привлечь в душу благодать Божию. Благодать же Божия, пришедши, покрывает душу от двух тяжких вышеупомянутых страстей. Ибо что может быть более тяжким, как гневаться и прогневлять ближнего? как некто и сказал: "Монахам вовсе не свойственно гневаться, равно и прогневлять других". Ибо, поистине, если такой (т. е. гневающийся или прогневляющий других) вскоре не покроется смирением , то он мало-помалу приходит в состояние бесовское, смущая других и смущаясь сам. Посему-то сказал старец, что смирение не гневается и не прогневляет. Но что я говорю, будто смирение покрывает только от двух страстей, - оно покрывает душу и от всякой страсти, и от всякого искушения.
Когда святой Антоний увидел распростертыми все сети диавола и, вздохнув, вопросил Бога: "кто же избегнет их?", то отвечал ему Бог: "смирение избегает их", а что ещё более удивительно, присовокупил: "они даже и не прикасаются ему". Видишь ли благодать сей добродетели? Поистине нет ничего крепче смиренномудрия, ничто не побеждает его. Если со смиренным случится что-либо скорбное, он тотчас обращается к себе, тотчас осуждает себя, что он достоин того, и не станет укорять никого, не будет на другого возлагать вину; и таким образом переносит случившееся без смущения, без скорби, с совершенным спокойствием, а потому и не гневается, и никого не прогневляет. Итак, хорошо сказал Святой, что прежде всего нужно нам смиренномудрие.
Смирения же два, так же как и две гордости. Первая гордость есть та, когда кто укоряет брата, когда осуждает и бесчестит его как ничего не значащего, а себя считает выше его, - таковый, если не опомнится вскоре и не постарается исправиться, то мало-помалу приходит и во вторую гордость, так что возгордится и против Самого Бога, и подвиги и добродетели свои приписывает себе, а не Богу, как будто сам собою совершил их, своим разумом и тщанием, а не помощию Божиею. Поистине, братия мои, знаю я одного, пришедшего некогда в сие жалкое состояние. Сначала, если кто из братий говорил ему что-либо, он уничижал каждого и возражал: "Что значит такой-то? нет никого достойного, кроме Зосимы и подобного ему". Потом начал и сих охуждать и говорить: "Нет никого достойного, кроме Макария". Спустя немного начал говорить: "Что такое Макарий? нет никого достойного, кроме Василия и Григория". Но скоро начал охуждать и сих, говоря: "Что такое Василий? и что такое Григорий? нет никого достойного, кроме Петра и Павла". Я говорю ему: "Поистине, брат, ты скоро и их станешь уничижать". И поверьте мне, чрез несколько времени он начал говорить: "Что такое Петр? и что такое Павел? Никто ничего не значит, кроме Святой Троицы". Наконец, возгордился он и против Самого Бога и таким образом лишился ума. Посему-то должны мы, братия мои, подвизаться всеми силами нашими против первой гордости, дабы мало-помалу не впасть и во вторую, т.е. в совершенную гордыню.
Гордость же бывает мирская и монашеская: мирская гордость есть та, когда кто гордится пред братом своим, что он богаче или красивее его, или что носит лучшую, нежели тот, одежду, или что он благороднее его. Итак, когда мы видим, что тщеславимся сими преимуществами, или тем, что монастырь наш больше или богаче других, или что в нём много братии, то мы должны знать, что находимся ещё в мирской гордости. Случается также, что тщеславятся какими-либо природными дарованиями: иной, например, тщеславится тем, что у него хорош голос и что он хорошо поёт, или что он скромен, усердно работает и добросовестен в служении. Сии преимущества лучше первых, однако и это мирская гордость. Монашеская же гордость есть та, когда кто тщеславится, что он упражняется во бдении, в посте, что он благоговеен, хорошо живёт и тщателен. Случается также, что иной и смиряется для славы. Всё сие относится к монашеской гордости. Можно нам вовсе не гордиться; если же кто сего совсем избежать не может, то хоть бы гордился преимуществом монашеских дел, а не чем-либо мирским.
Вот мы сказали, что такое первая гордость, и что вторая; сказали также, что такое мирская гордость, и что монашеская. Рассмотрим теперь, в чём состоят и два смирения. Первое смирение состоит в том, чтобы почитать брата своего разумнее себя и по всему превосходнее и, одним словом, как сказали святые Отцы, чтобы "почитать себя ниже всех". Второе же смирение состоит в том, чтобы приписывать Богу свои подвиги, - сие есть совершенное смирение святых. Оно естественно рождается в душе от исполнения заповедей. Ибо как деревья, когда на них бывает много плодов, то самые плоды преклоняют ветви книзу и нагибают их; ветвь же, на которой нет плодов, стремится вверх и растет прямо. Есть же некоторые деревья, которые не дают плода, пока их ветви растут вверх; если же кто возьмет камень, привесит к ветви и нагнёт её книзу, тогда она даёт плод: так и душа, когда смиряется, тогда приносит плод, и чем более приносит плода, тем более смиряется. Так и святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными.
Помню, однажды мы имели разговор о смирении, и один из знатных граждан города Газы, слыша наши слова, что чем более кто приближается к Богу, тем более видит себя грешным, удивлялся и говорил: как это может быть? И, не понимая, хотел узнать, что значат эти слова? Я сказал ему: "Именитый господин, скажи мне, за кого ты считаешь себя в своём городе?" Он отвечал: "Считаю себя за великого и первого в городе". Говорю ему: "Если же ты пойдёшь в Кесарию, за кого будешь считать себя там?" Он отвечал: "За последнего из тамошних вельмож". "Если же, - говорю ему опять, - ты отправишься в Антиохию, за кого ты будешь там себя считать?" "Там, - отвечал он, - буду считать себя за одного из простолюдинов". "Если же, - говорю, - пойдешь в Константинополь и приблизишься к царю, там за кого ты станешь считать себя?" И он отвечал: "Почти за нищего". Тогда я сказал ему: "Вот так и святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными". Ибо Авраам, когда увидел Господа, назвал себя землёю и пеплом (Быт. 18, 27); Исаия же сказал: окаянный и нечистый есмь аз (Ис. 6, 5); также и Даниил, когда был во рву со львами, Аввакуму, принёсшему ему хлеб и сказавшему: приими обед, который послал тебе Бог, отвечал: итак, вспомнил обо мне Бог (Дан. 14, 36-37). Какое смирение имело сердце его! Он находился во рву посреди львов и был невредим от них, и притом не один раз, но дважды, и после всего этого он удивился и сказал: итак, вспомнил обо мне Бог.
Видите ли смирение святых, и каковы их сердца? Даже и посылаемые от Бога на помощь людям, они отказывались, по смирению, избегая славы. Как облечённый в шёлковую одежду, если набросить на него нечистое рубище, отбегает, чтобы не замарать своего драгоценного одеяния, так и святые, будучи облечены в добродетели, убегают человеческой славы, чтобы не оскверниться ею. А ищущие славы подобны нагому, который желает найти хотя малое рубище или иное что-либо, дабы покрыть свой стыд: так и необлечённый в добродетели ищет славы человеческой. Итак, святые, будучи посылаемы Богом на помощь людям, по смирению отказывались от сего. Моисей говорил: молюся ти поставити иного могущаго, аз бо есмь гугнив и косноязычен (Исх. 4, 10). Иеремия же говорил: юнейший есмь аз (Иер. 1, 6). И, одним словом, каждый из святых приобрел сие смирение, как мы сказали, чрез исполнение заповедей. Но что такое сие смирение и как оно рождается в душе, никто не может выразить словами, если человек не научится сему из опыта; из одних же слов нельзя сему научиться.
Некогда авва Зосима говорил о смирении, а какой-то софист, тут находившийся, слыша, что он говорил, и, желая понять это в точности, спросил его: "Скажи мне, как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди: как же ты, поступая так, считаешь себя грешным?" Старец же не находился, какой ему дать ответ, а только говорил: "Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным". Софист настаивал на своём, желая узнать, как сие может быть. Тогда Старец, не находя, как ему это объяснить, начал говорить ему с своею святою простотою: "Не смущай меня; я подлинно считаю себя таким".
Видя, что Старец недоумевает, как отвечать софисту, я сказал ему: "Не то же ли самое бывает и в софистическом, и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то, по мере упражнения в оном, врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле: душа приобрела навык, как я уже сказал, постепенно и нечувствительно, чрез упражнение в искусстве. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и нельзя выразить это словом". Когда авва Зосима услышал это, он обрадовался, тотчас обнял меня и сказал: "Ты постиг дело, оно точно так бывает, как ты сказал". И софист, услышав эти слова, остался доволен и согласен с ними.
И старцы сказали нам нечто, помогающее нам уразуметь смирение. Самое же состояние, в которое душа приходит от смирения, никто не мог объяснить. Так, когда авва Агафон приближался к кончине, и братия сказали ему: "И ты ли боишься, отче?" - он отвечал: "Сколько мог, я понуждал себя сохранять заповеди, но я человек, и по чему могу знать, угодно ли дело моё Богу? Ибо иной суд Божий, и иной человеческий". Вот, он открыл нам глаза, чтобы уразуметь смирение, и указал путь, как его достигнуть: а как оно бывает в душе, как я уже многократно говорил, никто не мог сказать, ни постигнуть через одни слова; разве только от дел душа может научиться сему несколько. А что приводит нас к смирению, о том сказали Отцы. Ибо в Отечнике написано: один брат спросил старца: что есть смирение? Старец отвечал: "Смирение есть дело великое и Божественное; путём же к смирению служат телесные труды, совершаемые разумно; также, чтобы считать себя ниже всех и постоянно молиться Богу - это путь к смирению; самое же смирение Божественно и непостижимо".
Почему же старец говорит, что телесные труды приводят душу в смирение? Каким образом телесные труды делаются душевными добродетелями? То, чтобы считать себя ниже всех, как мы уже сказали, сопротивляется демонам и первой гордости: ибо как может считать себя большим брата своего, или гордиться перед кем-либо, или укорить, или уничижить кого-либо тот, кто почитает себя ниже всех? Также и молиться непрестанно - явно противиться второй гордости: ибо очевидно, что смиренный и благоговейный, зная, что невозможно совершить никакой добродетели без помощи и покрова Божия, не перестаёт всегда молиться Богу, чтобы Он сотворил с ним милость. Ибо непрестанно молящийся Богу если и сподобится совершить что-либо, знает, почему он совершил сие и не может возгордиться, и не приписывает это своей силе, но все свои успехи относит к Богу, всегда благодарит Его и всегда призывает Его, трепеща, как бы ему не лишиться такой помощи, и не обнаружилась его немощь и бессилие. Итак, он со смирением молится и молитвою смиряется и чем более преуспевает всегда в добродетели, тем более всегда смиряется; а по мере того как смиряется, получает помощь и преуспевает чрез смиренномудрие.
Но почему старец говорит, что телесные труды приводят к смирению? Какое отношение имеют телесные труды к расположению души? Я объясню вам это. Так как душа, по преступлении заповеди, предалась, как говорит святой Григорий, прелести сластолюбия и самозакония и возлюбила телесное, и некоторым образом стала как бы нечто единое с телом, и вся сделалась плотию, как сказано: не имать дух мой пребывати в человецех сих… зане суть плоть (Быт. 6, 3), и бедная душа как бы состраждет телу и сочувствует во всём, что делается с телом. Посему-то и сказал старец, что и телесный труд приводит душу в смирение. Ибо иное расположение души у человека здорового, и иное у больного, иное у алчущего, и иное у насытившегося. Также опять иное расположение души у человека, едущего на коне, иное у сидящего на престоле, и иное у сидящего на земле, иное у носящего красивую одежду, и иное у носящего худую. Итак, труд смиряет тело, а когда тело смиряется, то вместе с ним смиряется и душа. Следовательно, хорошо сказал старец, что телесный труд приводит к смирению. Посему, когда Евагрий подвергся брани от хульных помыслов, то он, как муж разумный, зная, что хула происходит от гордости, и что когда смиряется тело, то вместе с ним смиряется и душа, провёл сорок дней на открытом воздухе, так что тело его, как говорит его жизнеописатель, стало производить червей, подобно тому как случается у диких животных; и такой труд он подъял не ради хулы, но ради смирения. Итак, хорошо сказал старец, что и телесные труды приводят к смирению. Благий Бог да подаст нам смирение, ибо оно избавляет человека от многих зол и покрывает его от великих искушений. Богу слава и держава во веки. Аминь.
Примечания:
В греч.: благодатию Божиею.
